Отец – Попович Роман Порфирьевич (1905–1978). Мать – Попович (Семеновская) Феодосия Касьяновна (1903–1968). Первая супруга – Попович (Васильева) Марина Лаврентьевна (1931 г. рожд.), летчик-испытатель, вторая супруга (вдова) – Попович (Ожегова) Алевтина Федоровна. Дочери от первого брака: Березная Наталия Павловна (1956 г. рожд.), Попович Оксана Павловна (1968 г. рожд.). Внуки: Татьяна (1985 г. рожд.), Майкл (1992 г. рожд.), Александра (2005 г. рожд.).

Отец Павла Поповича – простой узинский крестьянин. Окончил 2 класса церковноприходской школы, работал на земле, с появлением в Узине сахарного завода стал кочегаром. Стахановец. Мать родилась в зажиточной семье. За Романа Порфирьевича выходила замуж по любви, несмотря на то, что родители ее были против этого брака. В 1929 году в семье родился сын. В военные годы, во время оккупации, документы о рождении Павла, как и многие документы жителей Узина, были сожжены немцами. Согласно правилам того времени, восстанавливались они через суд на основе показаний свидетелей. Так случилось, что две свидетельницы настаивали на том, что Павел родился в 1930 году. Несмотря на то что Феодосия Касьяновна отлично знала, что ее сын родился в 1929 году, в метрике записали 1930 год рождения.

Павел рос сильным, крепким ребенком. Но в голодном 1933 году мальчик тяжело заболел рахитом. Выжил только благодаря своему крепкому организму, однако после болезни от богатыря осталась только большая голова. С малолетства Павел помогал семье, пас гусей, потом коров. В 1937 году пошел в сельскую среднюю школу. Учился только на отлично.

Природа одарила Павла замечательным голосом. С юных лет он участвовал в школьной самодеятельности. До сих пор иногда снится ему довоенное время, как выходит он на сцену в шароварах, рубашке, в шапочке казацкой и поет: Шел казак дорогою, /дорогою зеленою, /с дивчинкой чернобровою.

В 1941 году Павел Попович окончил 4-й класс. На время летних каникул кроме пастушества взял еще работу – нянчить детей у своей тетки, что жила за 5 километров от села. Путь он проходил босиком, а ботинки, связанные шнурками, нес за спиной на палочке, чтобы не стоптать.

В Узине – большом районном центре – до войны помимо 5 колхозов, 2 совхозов и сахарного завода размещался аэродром. Там базировались истребители. Видимо, это подогревало мечту Павла стать летчиком. Знаменитые покорители неба Чкалов, Громов были его кумирами. Но началась война, в сентябре 1941 года в Узин пришли немцы.

Времена оккупации навсегда остались в памяти Павла Романовича. Вот несколько сюжетов из жизни под немцами. С их приходом сельская школа оказалась в руках украинских националистов. Преподавали там и офицеры Красной армии – украинцы, и украинские националисты, которые сотрудничали с оккупантами. Все немецкое превозносилось, советское даже не упоминалось.

Школа просуществовала недолго. Через два месяца почти всех учителей расстреляли. За это время дети проштудировали учебники по немецкому языку за 5, 6 и 7-й классы! Неуспевающих били линейкой по рукам. Позже Павла разговорному немецкому языку учил младший офицер, который был у Поповичей на постое. Он брал правую руку мальчика и широкий офицерский ремень, задавал вопрос на немецком и, если не получал ответа, бил по руке ремнем. В отместку Павел то и дело незаметно прокалывал колеса у офицерской машины, стоявшей во дворе.

Еще он научился разряжать немецкие гранаты. Началось все с детского любопытства. Однажды взяв в руки гранату на длинной деревянной ручке, он увидел колпачок и открутил его. Внутри было три шарика, от них в ручку тянулась веревочка. Павел подергал за шарики – не идет. Открутил ручку, увидел, что веревочка зацеплена за проволочку. Веревочку тут же снял, а ручку прикрутил обратно. Потом даже запалы научился снимать и выбрасывать. Этим секретом Павел ни с кем не делился. Не один десяток гранат он разрядил таким образом.

Война продолжалась, а жизнь шла своим чередом. Сельские пацаны и девчата ходили гулять через улицу – за ярок. И песни пели, и хороводы водили. В немецких сапогах, в отцовском костюме, набросив пиджак на плечи, фуражка набекрень, ходил Павел по широкой, мощенной камнем улице, которая ныне носит его имя.

В 1943 году немцы стали проводить облавы, практически всех поголовно угоняли в Германию. Нужно было прятаться. В сарае под кормушкой для коровы и лошади Павел с отцом незаметно по ночам выкопали яму, накрыли досками и сверху присыпали сеном. Там можно было уместиться вдвоем. Если ночью было тихо, мать приходила и выпускала их, чтоб поспали в хате. Однажды они вышли днем посмотреть на солнце, мать посмотрела на сына и разрыдалась: «Сынок, поди в хату, – говорит, – посмотри в зеркало». Павел глянул в зеркало, а голова вся седая. И это в 13 лет. Потом он раз пять брил голову наголо и после этого седина сошла.

В 1944 году в селе стояли власовцы. В доме Поповичей было два постояльца. Один из них, дядя Ваня, оказался свой – разведчик. От его глаз не укрылось, что мать прячет мужа и сына в сарае, и он велел ей перевести мужа на печку, за занавеску, а сына одеть девочкой, пообещав, что их не тронут. Так и поступили. Павел ходил в платье и говорил тоненьким голосом.

После освобождения Украины отец вернулся на завод, работал кочегаром. Павел устроился водовозом в пекарню. Ему дали лошадь Ласточку со звездой на лбу. Каждый день после работы старшина выдавал ему буханку хлеба. Это было лучшей формой вознаграждения.

Школа сгорела, но нужно было продолжать учиться. Ребята по квартирам стали собирать мебель, мастерить столы и скамейки, оборудовать классы в пустующем жилом доме. Бумаги не было, писали на обоях или газетах. Учебников хватало по одному на класс. Как и до войны, Павел учился на отлично. Когда начался голод и семье нужны были рабочие руки, отец с матерью решили забрать сына из школы, но учителя ни за что не хотели отпускать лучшего ученика, который шел на золотую медаль.

Тогда Павел стал работать в ночную смену весовщиком на заводе. Работал с 12 ночи до 8 утра, а к 9 часам шел в школу. Неизвестно, сколько он смог бы выдерживать такие нагрузки, но школу бросать не хотел. Однажды друг Алексей из Белой Церкви предложил ему поступать в ремесленное училище, где сам уже учился на 2-м курсе. Обучаясь там, можно было ходить в вечернюю школу. Отец отпустил – одним ртом в семье будет меньше.

Выпускной экзамен за 1-й курс Павел сдал без труда – изготовил табуретку (теперь эта табуретка стоит в музее Белой Церкви), был принят на 2-й курс. Одновременно пошел в 7-й класс вечерней школы. В училище было трехразовое питание, выдавали 700 граммов хлеба в день. Павел научился экономить хлеб. Через 3 месяца, уезжая на каникулы домой, он вез с собой мешок с 5 буханками хлеба.

«Это было летом, – вспоминает Павел Романович. – В хате светила только коптилка, вся семья собралась за столом. Мать не сразу узнала меня – так я изменился, поправился. Я достал мешок, вынул из него хлеб и положил на стол. Пять буханок! От неожиданности несколько минут все молчали. Потом отец встал, взял нож, остро наточил его на бруске и подал матери. Мать нарезала хлеб тоненькими ломтиками: отцу потолще, остальным поровну, и мне кусочек. Я заплакал и выбежал вон из хаты».

В июле 1947 года Павел Попович окончил ремесленное училище, получив квалификацию «столяр-краснодеревщик 5 разряда». С похвальной грамотой окончил и 7 классов вечерней школы. По распределению он должен был отправиться на завод имени Первомая в Белой Церкви, выпускавший сельскохозяйственные машины. Но было горячее желание учиться дальше.

Павел и его четверо друзей написали письмо в Москву, в Министерство трудовых резервов с просьбой разрешить им продолжить учебу. В ответ получили предписание сдавать вступительные экзамены в Киевский техникум трудовых резервов. Те, кто поступит, должны были отправляться в Магнитогорск, в Индустриальный техникум трудовых резервов, где в то время был единственный стройфакультет.

В Киевский техникум Павла Поповича с похвальной грамотой приняли сразу, без экзаменов. В Магнитогорск друзья решили отправиться вместе.

Ехать было не на что. Павел Романович до сих пор с благодарностью вспоминает начальника станции Белая Церковь, который одолжил ребятам денег на билеты. Поезд до Магнитогорска шел 11 суток. За это время они продали все, что было, чтобы как-то прокормиться, и 11 сентября 1947 года сошли с поезда в Магнитогорске в одних хлопчатобумажных брюках и рубашках. Павел нес под мышкой только подушечку-думку, которую подарила перед отъездом сестра.

В строительную группу магнитогорского техникума уже было набрано 35 человек вместо положенных 25. И поначалу в приеме команде Поповича отказали. Но юношам улыбнулась удача: замполит техникума оказалась их землячкой, уроженкой Белой Церкви, и ребят зачислили.

В магнитогорском техникуме была хорошая самодеятельность. Павел с Алексеем, еще с ремесленного училища вместе выступавшие в самодеятельности, не раздумывая пошли туда. Руководитель хора Таисья Федоровна Мухачева сразу оценила вновь прибывшие таланты: у Павла редкий для славян тембр – драматический тенор, у его друга Алексея – баритон. Павел стал старостой хора. Пением занимался всерьез, не курил, не пил, не ел мороженого и семечек. После занятий с хором отдельно занимался вокалом.

В техникуме Павел Попович начал заниматься всеми видами спорта, какие были доступны: легкой и тяжелой атлетикой, гимнастикой, боксом, лыжами. Занимался штангой. Выжимал 82,5 килограмма – гораздо больше собственного веса. Первые разряды получил по шести видам спорта.

Мечта детства о небе только окрепла. На 4-м курсе Павел записался в Магнитогорский аэроклуб, который впоследствии стал носить его имя. Впервые он поднялся в небо на самолете УТ-2.

В 1951 году П.Р. Попович окончил полный курс Индустриального техникума, выполнив дипломный проект, и получил специальность «техник-строитель, мастер производственного обучения». Получил распределение на работу в Киев, но в военкомате такого сильного спортсмена, да еще и учащегося в аэроклубе, отпускать не захотели.

В сентябре 1951 года, окончив с отличием Магнитогорский аэроклуб, П.Р. Попович был направлен в Сталинградское военное авиационное училище летчиков (ВАУЛ), которое квартировалось под Новосибирском.

При поступлении в училище Павел Попович удивил комиссию своим знанием немецкого. На экзамене получил пятерку, став одним из немногих, кто прошел это испытание.

В 1952 году он окончил 1-й курс Сталинградского военного авиационного училища летчиков имени Краснознаменного сталинградского пролетариата и получил направление на Дальний Восток, в 52-е ВАУЛ. Центральный военный аэродром располагался у поселка Возжаевка Амурской области. Павел же оказался на аэродроме поменьше, у поселка Поздеевка. Аэродром был особого назначения. Там обучали корейцев полетам на Ла-9 и Пе-2. После короткой программы обучения они на этих же самолетах улетали на родину. Группа, в которой прибыл П.Р. Попович, стала первыми русскими курсантами на аэродроме.

П.Р. Попович становится старшиной эскадрильи курсантов в звании сержанта. Училище не окончил из-за его расформирования. С 21 декабря 1953 года по 25 декабря 1954 года он служил курсантом Военной офицерской авиационной инструкторской школы ВВС, переименованной в Центральные авиаинструкторские курсы усовершенствования офицерского состава ВВС в городе Грозный. После окончания обучения до 1957 года Павел Попович – летчик 265-го истребительного авиационного полка (иап) 336-й истребительной авиационной дивизии (иад) 22-й воздушной армии (ВА). С июня 1957 года – адъютант эскадрильи, старший летчик там же. В 1958 году направлен в 772-й иап 26-й иад 22-й ВА. С 31 января 1959 года назначен адъютантом эскадрильи.

В 1959 году для П.Р. Поповича началась космическая одиссея.

«Служил я в то время в Кубинке под Москвой, – вспоминает Павел Попович. – Вечером меня вызвали в штаб дивизии. Обычно в это время никто уже и не работает, и я очень удивился. Подумал: “Зачем это меня вызывают в штаб?” – и, переодевшись, быстро пошел к начальнику политотдела. Смотрю: народу много, человек десять, и в основном с красными погонами и лампасами. Сначала дали мне бумагу подписать, которая обязывала хранить тайну и никому не рассказывать о нашем разговоре, даже жене.

Потом началась беседа. Меня спросили, как я отношусь к новой технике. Я подумал, что мне хотят предложить Школу летчиков-испытателей – это же голубая мечта любого летчика! Я ответил, что новую технику люблю и хочу летать на новых самолетах. А мне сказали, что летать придется не на самолетах, а на искусственных спутниках Земли. Дальше пошел разговор… Мне дали сутки на размышление и разрешили идти. Я вышел, а потом сразу же открыл дверь и крикнул: “Я согласен!” Все засмеялись».

В мае 1959 года в соответствии с постановлением Совета Министров СССР «О подготовке человека к космическим полетам» была создана военно-медицинская комиссия, возглавляемая полковником медицинской службы Е.А. Карповым, в поле зрения которой попал 3461 летчик истребительной авиации.

Предельный возраст для кандидатов составил 35 лет. Для беседы были отобраны 347 офицеров. По результатам бесед и амбулаторного обследования к дальнейшему отбору допустили 206 пилотов. Одним из них стал П.Р. Попович.

«Организм каждого из нас, – вспоминает П.Р. Попович, – подвергался суровым испытаниям: десять суток в сурдокамере, затем в термобарокамере, пребывание длительное время в фиксированном положении тела, вращение в трех плоскостях в тренажере “ротор” и др. В первую очередь нас испытывали на сверхвыносливость. У меня от природы очень устойчивый вестибулярный аппарат. Иван Иванович Брянов, занимавшийся тестом вестибулярного аппарата, захотел проверить меня на прочность. Когда он заступал дежурным по госпиталю, приглашал меня на внеплановые испытания. Так вот, снимет доктор показания об исходном состоянии моего организма (пульс 64 удара в минуту, давление 115 на 75), усадит в специальное кресло – в те годы оно имело ручной привод – и приступит к испытанию: в течение определенного времени вращает меня, проверяет пульс и давление, дает минуту передышки и продолжает вращать. Я в это время поднимал и опускал голову, прижимая подбородок к груди. Длились проверки час, доктор уставал, а мой пульс и давление оставались такими же, как и в начале испытания».

В 1959 году кандидаты прошли отбор. После дополнительных обследований в течение 15 дней в госпитале в Москве 7 марта приказом ? 267 главнокомандующего ВВС 12 первых слушателей-космонавтов были зачислены в созданный Центр подготовки космонавтов ВВС. Номер приказа П.Р. Попович запомнил на всю жизнь. Он оказался в этой дюжине самых-самых. Это был лучший приказ в его судьбе!

К тому времени П.Р. Попович служил старшим летчиком 234-го истребительного авиаполка 9-й истребительной дивизии, уже освоил несколько типов самолетов, имел большой налет часов и четыре капитанские звездочки на погонах. К новому месту службы он прибыл 11 марта. Начальник Центра Е.А. Карпов назначил Поповича старшим группы, а 3 апреля коммунисты отряда избрали его секретарем партийной организации.

Вспоминает П.Р. Попович: «Первое время жили на Центральном аэродроме имени М.В. Фрунзе в районе Хорошевского шоссе, в бывшей казарме барачного типа, в которой еще недавно размещались военные строители. Помещения были совершенно пустыми. Армейские койки, тумбочки и табуретки, постельное белье мы с Федей Демчуком, водителем нашего автобуса, заносили сами. Пока жили без семей, проблем не было, но когда мы привезли жен и детей, то возникла напряженность с посещением туалета, так как туалет был гарнизонный и им пользовались солдаты соседней части. Но вскоре от Моссовета мы получили квартиры. Моя семья и семья будущего космонавта ? 2 Германа Титова жили в двухкомнатной квартире на Ленинском проспекте. Большую комнату занимал я с женой и дочерью Наташей, которой тогда было 4 года, а меньшую комнату – Герман с женой Тамарой.

Как-то нас предупредили, что будет встреча с главным конструктором Сергеем Павловичем Королевым. Мы внутренне напряглись, собрались, до этого только слышали об этом удивительном человеке.

…Стремительно вошел невысокого роста коренастый мужчина с крупной лобастой головой. Глаза насмешливо прищурены. Поверх одежды белый халат. Я, командир группы, как это принято у военных, четко, по всей форме докладываю, а он совершенно не по-уставному поприветствовал нас: “Здравствуйте, орлики!” Так навсегда мы, первый отряд, и остались для него “орликами”. Во время знакомства он безошибочно называл нас по фамилиям. Потом узнали, что до очной встречи Сергей Павлович подробно изучил наши личные дела. Тогда же Сергей Павлович признался, что завидует нам, потому что сам хочет полететь, но возраст не позволяет. Это теперь в космос летают люди пенсионного возраста, а в 1960 году такое было совершенно невозможно.

И еще в тот день Сергей Павлович сказал, что человек полетит в космос не через два или три года, – уже в 1961 году один из присутствующих поднимется на космическом корабле туда, где еще никогда не был человек. Он дал нам слово. И сдержал его! Для подтверждения своего заявления С.П. Королев пригласил нас к себе на предприятие осмотреть подлинный космический корабль. Первым из нас со спускаемым аппаратом корабля “Восток” ознакомился Юра Гагарин».

30 августа 1960 года постановлением Совета Министров СССР № 866-361 было утверждено «Положение о космонавтах СССР». Учреждены должности: «слушатель-космонавт», «космонавт», «инструктор-космонавт». Документ регламентировал материальное обеспечение, социальную защиту космонавтов и членов их семей. 11 октября 1960 года главнокомандующий ВВС главный маршал авиации К.А. Вершинин своим приказом ? 176 юридически закрепил, что В. Быковский, Ю. Гагарин, Г. Нелюбов, А. Николаев, П. Попович и Г. Титов готовятся к полету на космическом корабле «Восток».

Вспоминает П.Р. Попович: «Все мы были подготовлены отлично, но лететь можно было только одному. Мы, конечно, видели, что и Сергей Павлович, и главком, и Е.А. Карпов, и Н.П. Каманин благоволили к Юрию. Однажды Евгений Анатольевич спросил меня: “Паша, как ты думаешь, кто должен полететь?” Я сразу ответил: “Гагарин”. Он рассмеялся: “Я думал, ты укажешь на себя”.

С.П. Королев сказал: “Первым летит Гагарин, его дублирует Титов. Вторым летит Титов. А вы, – Сергей Павлович посмотрел на меня и Николаева, – будете в космосе демонстрировать дружбу народов СССР, вы первыми в мире осуществите групповой полет”.

На космодром мы вылетели 2 апреля. Девять дней я жил в одной комнате с Юрой. Предстартовую ночь он провел в финском домике в одной комнате с Германом. С Юрой мы понимали друг друга с полуслова. В те апрельские вечера 1961 года говорили о многом. Как-то раз я ему сказал: “Вот слетаешь в космос, станешь знаменитым, слава закружит тебе голову, и ты забудешь о друзьях”. Гагарин вскочил с кровати, подбежал ко мне, я даже часом подумал – драться будет. Он мне: “Паша, да как ты можешь такие слова говорить? Ты же такой, как я!” Я стал успокаивать его, извинился. После полета он действительно не изменился.

В день старта Сергей Павлович Королев попросил меня быть на связи с Гагариным. За пять минут до команды “протяжка один” пульс и артериальное давление космонавта пришли в норму. Гагарин попросил меня дать в трансляцию музыку. Я спросил: “Юра, дать ‘Ландыши’?” Он засмеялся, в ЦУПе тоже рассмеялись, весело стало всем, кто знал, как мы переделали эту популярную песню. В нашей редакции один из куплетов звучал так: “Ты сегодня мне принес /Не букет из алых роз, /А бутылочку ‘Столичную’. /Заберемся в камыши, /Надеремся от души. /И зачем нам эти ландыши”. В эфир мы дали правильные слова…

Полет Юрия Гагарина длился 108 минут, за эти полтора часа он не успел в полной мере прочувствовать главного “врага” космонавтов – невесомость. Коварство этого явления проявляется через 4–5 часов полета. На некоторое время наступает апатия, потеря аппетита. Впервые невесомость почувствовал на себе Герман Титов».

Восемь месяцев А. Николаев, П. Попович и их дублеры В. Комаров, В. Быковский и Б. Волынов усиленно тренировались.

В августе 1962 года С.П. Королев поставил задачу: Николаев стартует 11 августа, а Попович через сутки. Обратился к Андрею: «Но учти, если ты плохо будешь себя чувствовать, то Паша не полетит». П. Попович сказал Андрею: «Помирай, но не признавайся. Я стартую, потом разберемся».

Полет А. Николаева на корабле «Восток-3» проходил отлично. На следующий день, когда А. Николаев был над экватором, на «Востоке-4» стартовал П. Попович. Баллистики точно рассчитали – после выхода на орбиту его аппарат пристроился к «Востоку-3» сзади слева на дистанции 4–5 километров. Николаев и Попович решали задачи возможного сближения кораблей, перехвата космических целей и много других – впервые ЦУП управлял группой пилотируемых космических кораблей, впервые была установлена связь в космосе между двумя кораблями, впервые боевой расчет космодрома с суточным интервалом запустил в космос два пилотируемых космических корабля. Впервые в космосе работала интернациональная команда – чуваш и украинец.

Вспоминает П.Р. Попович:

«Андрей первым связался со мной:

– “Беркут”! Я “Сокол”. Как слышишь меня? Прием.

Я – ему:

– Андрюша! Я тебя не только слышу, но и вижу. Ты летишь у меня справа, как маленькая Луна.

Николаев – мне:

– Ты чего, я же “Сокол”. Ругаться будут.

Я – Николаеву:

–Да кто нас ругать будет? Они не доберутся до нас!

Вот так мы и переговаривались: “Андрюша” и “Паша”. “Сокола” и “Беркута” не использовали.

Еще до полета решили некоторую информацию кодировать – не сообщать же на всю вселенную, что советский космонавт в космосе “обделался”, что у него болит голова или началась рвота. В этом случае на Землю необходимо передать кодовое слово: “ромашка” – оно означало “болит голова”, “гроза” – у космонавта рвота. Сообщать на Землю метеообстановку над Мексиканским заливом не входило в мои задачи, я передавал эту информацию как текст для исследования прохождения длинных волн, но совершенно упустил из виду, что обеспокоил руководителей полета своим здоровьем.

С других точек орбиты волны не проходили, Земля не могла их принять, а тут очень отчетливо: “Над Мексиканским заливом ГРОЗА”. В ЦУПе переполох – у Поповича плохое состояние, его тошнит! Стали меня допрашивать о самочувствии и предполагаемых причинах расстройства. Они меня о “ГРОЗЕ” расспрашивают, а я им подробно – о молниях, совершенно выпустив из памяти кодировку неприятных ситуаций. Только когда вступил в связь с Хабаровском и Михаил Петрович Кадушкин, штурман из ЦПК, монотонным голосом спросил: “Беркут”! Я “Весна-2”! Так какую ты видел “грозу”? – до меня дошел весь трагизм ситуации – ведь прервать полет могут! Я заорал: “Метеорологическую! Самочувствие нормальное! Все отлично!”»

Но на Земле уже приняли решение сажать П. Поповича. У руководства была причина для такого решения – понижение температуры в корабле до 13єС, что могло привести к отказу бортовых батарей.

После полета на космонавта № 4 по национальной классификации и № 6 по мировой Павла Поповича обрушилась всесоюзная слава, мировая известность. Он стал Героем Советского Союза, заслуженным мастером спорта СССР, получил почетный знак «Летчик-космонавт СССР». В жизнь плотно вошли бесчисленные встречи, приемы, поездки по странам и континентам и работа в рамках профессии «космонавт».

С января 1963 года П. Попович – космонавт отряда космонавтов ЦПК ВВС. С 20 января 1964 года – инструктор-космонавт 2-го разряда ЦПК ВВС, занимается космическими программами в интересах МО СССР. 7 августа 1964 года назначен заместителем командира отряда, инструктором-космонавтом 2-го разряда 1-го ЦПК. В сентябре 1966 года возглавил сформированную группу подготовки к полету по программе «Звезда» (7К-ВИ). 18 января 1967 года вошел в группу Л-1, но до начала 1968 года активно занимался программой, закодированной как 7К-ВИ. В 1967 году он приезжал в Куйбышев, изучал системы «Звезды», проводил тренировки в деревянном макете корабля и на динамическом стенде с имитацией стрельбы в космосе. В декабре 1967 года – феврале 1968 года, когда программу 7К-ВИ закрывали, активно отстаивал этот корабль. 11 июля 1968 года П.Р. Попович назначен заместителем командира 2-го отряда космонавтов, инструктором-космонавтом, а с 21 марта 1969 года – начальником 2-го отдела, старшим инструктором-космонавтом.

В начале 1969 года в результате реорганизации Центра подготовки космонавтов при 1-м управлении в его первых четырех отделах были образованы отдельные отряды космонавтов по направлениям деятельности. В отряд 2-го отдела (военных программ) вошли две группы, готовившиеся к военным программам «Алмаз» и 7К-ВИ. 21 марта 1969 года П.Р. Попович назначается начальником 2-го отдела. 10 февраля 1970 года 2-й отдел возглавил Г. Шонин, а П. Попович был назначен заместителем начальника 1-го управления ЦПК.

В Центральном конструкторском бюро машиностроения (ЦКБМ) под руководством В.Н. Челомея с 1964 года велись работы по созданию орбитальной пилотируемой станции (ОПС) «Алмаз».

В сентябре 1966 года в ЦПК была создана группа «Алмаз», ориентированная на подготовку по космическим аппаратам разработки В.Н. Челомея. Возглавил группу летчик-космонавт СССР П. Беляев. Работа предстояла большая, и группа «Алмаз» все время пополнялась новыми космонавтами.

К концу 1970 года в ЦКБМ разрабатываются макеты и отдельные системы как самой орбитальной станции, так и возвращаемого аппарата (ВА), который, по замыслу В.Н. Челомея, должен был входить в состав транспортного корабля и самой ОПС как средство аварийного покидания станции. Был выполнен большой объем испытаний ВА. Однако дальнейшая его отработка и изготовление затягивались. В то же время ОПС «Алмаз» была уже почти готова, и требовалось начинать ее летно-конструкторские испытания (ЛКИ). Поэтому было принято решение на начальном этапе испытаний использовать в качестве транспортного корабля модифицированный двухместный «Союз» (7К-Т).

«Алмазный» отряд был пополнен опытными космонавтами Б. Волыновым, В. Горбатко, Е. Хруновым и Ю. Артюхиным, которые хорошо знали корабль «Союз», а первые трое уже летали на нем в космос. Группа «Алмаз», насчитывавшая в 1966 году пять человек, к концу 1971 года стала самой многочисленной группой в ЦПК, пожалуй, за всю его историю. В ней состояло 28 космонавтов. Причем все они были только из отряда ЦПК ВВС, потому что программа «Алмаз» была военной и совершенно секретной.

Испытания комплекса «Алмаз» были начаты в момент жесткого противостояния с Соединенными Штатами. Одним из главнейших вопросов, поставленных советскими военными перед разработчиками, был следующий: не просто разведка, но оперативная доставка информации об объектах ( в том числе мобильных) на суше, в море, а также в воздухе и в космосе. Основным средством получения информации на «Алмазе» был комплекс аппаратуры, работающей в видимом диапазоне, включающий 14 различных фотокамер, а также другие оптические приборы (визир, панорамное устройство, перископ). На борту имелись приборы инфракрасной разведки и другая специальная аппаратура.

В ноябре 1971 года были сформированы условные экипажи для тренировок на тренажере корабля «Союз» с целью отработки операций стыковки с ОПС. С сентября 1972 года по февраль 1973 года проводилась непосредственная подготовка четырех летных экипажей для первой ОПС «Алмаз»: Попович – Артюхин, Волынов – Жолобов, Сарафанов – Демин, Зудов – Рождественский.

2 декабря 1972 года П.Р. Попович назначен начальником 1-го управления ЦПК. 3–19 июля 1974 года в качестве командира космического корабля «Союз-14» и ОС «Салют-3» (ОПС-101-2, «Алмаз») полковник П.Р. Попович вместе с бортинженером подполковником Ю.П. Артюхиным совершил свой второй космический полет. Продолжительность полета составила 15 суток 17 часов 30 минут 28 секунд. Позывной: «Беркут-1».

Во время экспедиции космонавты выполнили сложнейшие работы, позволившие оценить преимущества и недостатки функционирования космического наблюдательного пункта и место человека в решении военных задач, и прежде всего разведки наземных объектов из космоса.

Команда «Алмаза» работала слаженно: ни разработчики, ни смежники, ни космонавты не подводили друг друга, благодаря чему и полет, и послеполетные работы были выполнены практически без замечаний. П.Р. Попович, всегда не унывающий, сыплющий остротами, сильный духом, прекрасно работал со своим напарником – немного замкнутым, молчаливым и вдумчивым Ю.П. Артюхиным. По целеуказаниям из Центра контроля П.Р. Попович проводил эксперименты по поиску, обнаружению и распознаванию американских космических аппаратов, в частности осуществил «визуальный перехват» станции «Skylab».

Режим работы у экипажа был очень жесткий. Приходилось отдыхать по очереди, урывками, производить съемки объектов в разное время дня и ночи, так как работать приходилось по разным странам в условиях различной облачности и освещенности. Фотосъемка объектов производилась поочередно 14 фотоаппаратами. И их надо было регулярно перезаряжать. Попович вспоминает: «Мы с Юрой разделили: каждому по семь аппаратов… Так вот, выключили мы свет и начали. С задачей справились, но намучились, правда… Положили отснятые материалы в возвращаемую капсулу, а недоснятые куски сматывали с катушек и бросали. Включаем свет… А вокруг рой пленки! Казалось, она заняла все свободное пространство. А пленка тогда была горючей. Одна искра – и такой пожар будет… Пришлось вручную скручивать пленку в плотные рулончики…»

Не обошлось и без других непредвиденных ситуаций. На третьи сутки вдруг раздалась сирена, к которой подведены датчики, информирующие о жизненно важных параметрах: давлении, напряжении в сети, концентрации углекислого газа и других. Космонавты отключили сирену и бросились выяснять причину. Все оказалось в норме. Только легли отдыхать – она включилась вновь. И опять все оказалось в норме. После третьего подъема Павел Попович взял два провода и сделал короткое замыкание: сирена вырубилась навсегда и больше не мешала, но до конца полета у космонавтов было ощущение постоянной тревоги: ведь если что случится – сирена не сработает.

Произошла серьезная неприятность с баллистической капсулой. Согласно программе полета, Попович и Артюхин должны были провести эксперимент по перемещению в невесомости массивных грузов. В качестве груза взяли капсулу, так как ее масса составляла 360 килограммов. Вытащили ее с помощью манипуляторов из гнезда и толкнули вдоль станции. «И она потихонечку поплыла, – рассказывает Попович, – но как ее остановить? Она же круглая, без ручек, схватиться не за что… В борт врежется – пробьет насквозь, масса-то огромная. Я тогда поднырнул под капсулу и, упираясь, цепляюсь за все, что попало. Остановил, когда примерно сантиметров 20 до стенки оставалось. А иначе проломило бы борт…»

Программа полета предусматривала не только военно-прикладные, технические и научные эксперименты, но и дегустацию нового бортового питания. Попович и Артюхин должны были пробовать новые продукты и записывать свои впечатления. Новое питание оказалось настолько хорошим, что его съели очень быстро, написав лаконично: «Понравилось все».

Экипаж полностью выполнил программу полета и 19 июля успешно возвратился на Землю.

В 1976–1977 годах на ОПС-3 («Салют-5») полеты выполнили три экипажа: Волынов – Жолобов, Зудов – Рождественский, Горбатко – Глазков. На этом первый этап ЛКИ ОПС был завершен.

В дальнейшем программа «Алмаз» медленно умирала, группа «алмазных» космонавтов тоже значительно сократилась. 26 января 1982 года Павел Попович, а также Ю. Артюхин, Л. Демин, Ю. Глазков выбыли из отряда космонавтов в связи с изменением штатного расписания. По новому положению, имея административные должности, они не могли быть космонавтами.

П. Попович был назначен на должность заместителя начальника Центра подготовки космонавтов по научно-испытательной и исследовательской работе. В 1989 году он командируется в Государственный агропромышленный комитет СССР с оставлением на действительной военной службе. В том же году П. Попович стал директором ВНИЦ «АИУС-агроресурс», в дальнейшем переименованного в Российский институт мониторинга земель и экосистем. В задачи института входило информационное обеспечение земельных реформ, составление земельных кадастров и другое. В 2001 году произошло слияние ВНИЦ «АИУС-агроресурс» с Государственным институтом кадастровой съемки. П.Р. Попович занял в нем должность председателя совета директоров.